Чужая жена - Страница 30

— Вы поссорились? — повторила вопрос Валери.

— С кем? — спросила Нэнси, не переключившись еще мыслями на мужа.

— С Томом, естественно, — удивленно ответила мать.

— А, да… То есть… — Нэнси прижала к лицу ладонь, окончательно сбитая с толку. — Мама… — протянула она жалобно, — признаться честно, со мной творится что-то странное.

— Что, дочка? — обеспокоенно спросила Валери.

Нэнси вдруг ощутила себя маленькой девочкой, любую проблему которой в состоянии решить самое мудрое и доброе создание на земле — мама. Ее мысль заработала быстро и четко.

Попробую описать ей свою ситуацию, внезапно решила она, радуясь, что в этой неразберихе ей на помощь неожиданно пришла мать. Пусть посоветует, что мне делать. Мама — человек рассудительный и умудренный жизненным опытом, желает мне только добра и любит меня больше жизни. Как она скажет, так я и поступлю. Решено.

— Как ты считаешь, может ли серьезная замужняя женщина влюбиться в другого мужчину? — спросила она, прекрасно понимая, насколько по-детски звучит ее вопрос, но зная, что с мамой в данной ситуации лучше разговаривать именно так.

— Гм… — Валери немного помолчала. — Само собой, может. Но я на ее месте, во-первых, не торопилась бы с выводами, а во-вторых, прежде чем на что-то отважиться, сотню раз все взвесила бы. — Она говорила встревоженно, с оттенком неодобрения. Нэнси всем своим существом жаждала услышать совсем иной ответ. — Влюбленность — коварная штука, — продолжала мать. — Поначалу тебе кажется, что твое чувство — предел мечтаний, а потом оно неожиданно исчезает, и предмет любви перестает тебя интересовать.

— Ты с папой почти тридцать лет, — напомнила ей дочь. — И вы до сих пор друг друга интересуете.

— Папа — мой муж, — ответила Валери многозначительно. — Неспроста из всех молодых людей, за мной ухаживавших, тридцать лет назад я выбрала именно его. Не зря говорят, браки заключаются на небесах…

Нэнси почудилось, что из нее по капле вытекает жизнь. Она медленно легла на кровать, чувствуя, что, если не сделает этого, то упадет на стол, прямо на тарелки с салатом и супом.

— Твой папа — единственный человек, который оказался мне по-настоящему нужным, — говорила Валери, стараясь оградить дочь от беды и не подозревая, что ведет ее к краю пропасти. — Все остальные мужчины, увлекавшиеся мной до и после свадьбы, не значат теперь в моей жизни ровным счетом ничего. — Она выдержала паузу, давая Нэнси возможность осмыслить услышанное. — Все семейные пары переживают лучшие и худшие времена. Если в вашей с Томом жизни наступила черная полоса, это еще не значит, что тебе следует броситься на поиски нового возлюбленного, — добавила она осторожно. — Чувства со временем остывают, превращаются в повседневность, прекращают дарить ощущение полета, как в самом начале. Сохранить семью и любовь на протяжении жизни — это тяжелый труд, моя девочка…

Хватит, молила про себя Нэнси. Я и так все поняла. Завтра я отвечу Курту отказом, попрошу сразу отпустить меня домой и займусь «тяжелым трудом». Как же это будет нелегко! Боже!

— Уверена, вы во всем разберетесь, — сказала Валери. О том, кем увлеклась дочь, она так и не спросила, умышленно сосредоточив все внимание на Томе и необходимости беречь семью. — Твой муж — человек немного вспыльчивый и требовательный, но он любит тебя.

До свадьбы Том казался Валери еще глуповатым и ничем, кроме бизнеса, не интересующимся. Но после бракосочетания эти недостатки она как бы перестала в нем замечать. Наверное, все по той же причине — желая всячески способствовать сохранению семьи дочери.

— Мы ждем тебя, — произнесла она, завершая беседу. — Побольше отдыхай… и постарайся не наделать глупостей. Впрочем, я в тебе не сомневаюсь. Ты у нас девочка умная.

Пробормотав «пока» и нажав на кнопку прерывания связи, Нэнси разжала пальцы. Телефон с грохотом упал на пол, но она даже не проверила, цел ли он. Разговаривать ей больше ни с кем не хотелось.

С улицы сквозь приоткрытое окно доносились голоса собирающихся ужинать коллег. У Нэнси же аппетит так и не появился — одна мысль о еде вызывала тошноту. Ей был не мил весь свет.

Когда в дверь ее комнаты постучали, она лежала, кусая губы.

— Нэнси, — послышался с порога изумленный голос Ребекки, — я собралась спросить, выйдешь ли ты к ужину, а ты даже к обеду еще не притронулась. Что с тобой? — Она подошла к кровати, наклонилась и потрогала лоб Нэнси. — Температуры вроде нет. Тебе плохо?

Нэнси сначала медленно покачала головой, потом кивнула.

— Да, мне плохо, — пробормотала она. — Но это скоро пройдет. Я просто переутомилась и слишком испугалась утром. Пожалуйста, унеси поднос.

— Может, тебе выпить чего-нибудь успокоительного? — предложила Ребекка.

— Да, наверное, — ответила Нэнси, хватаясь за эту мысль, как за спасительную соломинку. Пожалуй, успокоительное именно то, в чем она нуждается сейчас больше всего.

— Я мигом, — пообещала Ребекка, устремляясь к выходу.

Нэнси проснулась около семи утра с тяжелой головой и пугающим нежеланием продолжать жить. Ей предстояло поговорить с Куртом, вернуться в Глазго и подать старшему Хонникера заявление об уходе. То есть сделать то, чему противились и ее душа, и разум.

Она села на кровати и вновь прокрутила в памяти события вчерашнего дня — происшествие в «черной комнате», появление Курта, его пылкое объяснение, звонок Тома, разговор с матерью. И на душе стало еще тяжелее.

Наверное, мама права, подумала Нэнси, стараясь не слышать голоса возражающего ей сердца.